Елена Хоринская - Южный Урал, № 6
ГОРА АТАЧ
Человек пробивается к рудному сердцу все ближе,
Все упорней руды со взрывчаткою спор.
С каждым днем,
С каждым часом
И меньше и ниже
Твой верблюжий, изрытый машинами горб.
Каменистая глыба твоя по частицам
В горнах домен проходит сквозь жаркий огонь,
Чтобы в формы гигантских мостов воплотиться,
Чтоб войти непреклонною силою в бронь,
В воздух броситься грозно ревущею птицей,
Плугом врезаться в землю, ворочая пласт…
Оседает гора,
Чтобы снова родиться
Высоченной горою народных богатств.
А. Коломиец
ЗВЕЗДА НАД ГОРОДОМ
Стихотворение
В Магнитогорске над колошником лучшей домны горит яркая красная звезда. Так в доменном цехе отмечают передовиков социалистического соревнования.
Ознаменован подвиг скромный
Героев мирного труда —
Сверкает на вершине домны
Пятиконечная звезда.
Здесь честный труд овеян славой,
К победе волю воспитал.
Бурлит, клокочет грозной лавой
Рожденный в пламени металл.
И быстро темпы нарастают,
И с высоты колошника
Звезда над городом сияет,
Как свет большого маяка.
Е. Манько
ПЕРВАЯ ПЛАВКА
Стихотворение
Из цеха с улыбкой счастливою вышел,
Не спеша к проходной зашагал.
И долго на улице он еще слышал,
Как бушует в домне металл.
И щурил глаза, будто все еще рядом
Чугуна сияющий поток,
Как будто бы искры взлетают каскадом
И гаснут у самых ног.
…Идет, напевает.
А лет ему двадцать.
И домой охота скорей!
Снежинки танцуют,
Снежинки кружатся,
Будто бабочки у фонарей.
Остановка.
Но дальше шагает.
Прошел весь проспект заводской.
О завтрашней плавке, наверно, мечтает
Доменщик молодой.
А улица вдаль убегает прямая,
Тротуары покрыты снежком.
…Совсем позабыл он,
Что можно трамваем…
Далеко,
А пошел пешком!
В. Костарев
МОКЕЙ
(Рассказ)
Осенний день угасал неохотно. Поблекшее солнце устало опустилось за голый хребет Уреньги. Над тем местом, куда скрылось солнце, небо было багровым. Поднялся легкий свежий ветерок.
— Дождя кабы не надуло, — поглядев на небо, обеспокоился Василий, подымаясь с крыльца террасы.
— Ну-у… откуда ему?.. Проводника вот нет. Это хуже! — отозвался Николай.
Василий и Николай были студентами института механизации. Оба одногодки, одинакового среднего роста. Василий, однако, выглядел постарше, потому что был смугл. Темные брови и волосы с зачесом назад придавали лицу выражение сосредоточенной серьезности. И взгляд его был спокойно внимательным, как бы постоянно что-то изучающим. Взгляд этот он перенял своего старшего брата, ныне директора одного из машиностроительных заводов.
Николай же был блондином, светлые волосы стриг коротко, и носил прическу с косым пробором. Голубые глаза смотрели ласково и предупредительно: мол, не смущайся, смотрю я просто так, не хочешь если, не буду смотреть. Черты лица были тонкими. У него была привычка трогать мочку уха. Характер у него был более настойчивый и решительный, чем у Василия, выглядевшего более мужественно.
Николай был гостем у Василия. До начала занятий оставалось еще дней десять, и Василий пригласил к себе Николая побродить с ружьишком по окрестным горам и долинам. Но, признаться, Василий сам-то неважно знал хорошие места, и поэтому сегодня, когда они собрались на зорьку, оба серьезно беспокоились, ожидая проводника.
Николай посмотрел вдаль, на гору. Она словно дымилась. Плотные серовато-грязные тучи хмуро и неповоротливо громоздились над скалистыми вершинами.
— Когда над Таганаями такая история, знай — к дождю, — закуривая, объяснил Василий. — В наших краях Таганай — первостатейный барометр…
— Ну, а на зорьку все-таки пойдем. Хоть и проводника нет, все равно пойдем… — не отрывая взгляда от курившегося тучами Таганая, проговорил Николай.
Дом, у террасы которого они стояли, находился в верхней, горной части улицы. Николай взглянул вдоль улицы вниз и обрадованно повернулся к Василию:
— Вон кто-то мчит сюда!.. Чудно у вас здесь. Все в гору да под гору. Тут не сердце, а локомотив нужен, сил на полтораста лошадиных… Смотри, кто это такой бравый? Не знаешь?
Василий молчал, присматриваясь. Заметив сумку почтальона, болтавшуюся у человека сбоку, он разочарованно протянул:
— Да это же Моке-е-ей…
— Что за Мокей?..
— Да так себе…
— Ну, все-таки.
— Фу ты, дался тебе… Ну, Мокей — почтальон наш… Полнейшая заурядность.
— А боевой…
— Что-что, а по горам ходить — косуле не уступит. Это он может!..
Мокей направился прямо к террасе.
— Вечер добрый! — приветствовал он молодых людей.
Николай с любопытством глядел на него, стараясь понять, почему так небрежно говорил о нем Василий.
Мокей снял шапку, платком вытер пот, затем открыл свою сумку.
— На, держи, Василь, — сказал он, протягивая письмо в сером конверте с пятнами штемпелей и марок. — Не хотел уж было, да ладно…
— Спасибо! — Василий взял письмо, думая, что значит: «Не хотел, да ладно». Но вместо того чтоб спросить об этом, спросил о другом: мелькнула в голове мысль пригласить Мокея в проводники. — Как ты думаешь, Мокей, завтра дождя не будет?
— А кто его знает! — безразлично отвечал Мокей, застегивая пряжки у объемистой кожаной сумки. — Мне все одно — завтра у меня выходной…
— А мы вот на зорьку собрались… — как бы между прочим заметил Василий, заранее зная, какое впечатление произведет эта фраза.
— Да, ну! — Мокей даже ремешки выпустил из рук. — Так и я с вами… Один момент… только за ружьишком слетаю…
Круто повернувшись, на ходу застегивая сумку, Мокей заспешил, перепрыгивая через канавки, вниз, к себе за ружьем.
— Видать, мужичок компанейский! — весело улыбнулся Николай, с удовольствием наблюдая, как бойко для своих лет спускается Мокей под гору.
— Ну, еще бы! — шутливо отозвался Василий, распечатывая конверт. — К кому бы ни пришел — как к родне. Как к свату или брату. Лет уж сорок без малого он со своей сумкой здесь ходит. Да, вот кстати. Попробуй-ка доказать ему, что на белом свете есть дела поинтереснее, чем его обязанности. Ему несколько раз предлагали быть начальником отдела доставки. Нет, и слушать не хочет! Вот, скажи на милость, что он нашел в своей работе? Взять на почте письмо, принести адресату — ни ума, ни сердца не надо…
— Фанатизм, вероятно… — отозвался Николай, разделяя рассуждения Василия.
— Да как тебе сказать… — рассеянно отвечал товарищ, обратив внимание на адрес, написанный на конверте. — Вот! Смотри, мы с тобой — на Петровской, а здесь указана Кедровская, видать, еще по старой памяти, — жили там мы одно время. А Мокей ведь прямехонько сюда шел… Ему только имя да отчество дай — под землей найдет. Улица и номер дома его меньше всего интересуют, всех наперечет знает.
— Еще бы! Сам же говорил, сорок лет мотается. Еще бы не знать!..
— Да, вот сорок лет… А ведь не жалеет. Не жалеет, что пролетела жизнь не за понюшку табаку!
— Ну, как, поди, не жалеет… Кусает локти, да поздно, — с каким-то соболезнованием проговорил Николай, направляясь к дому. — А впрочем знаешь: привычка свыше нам дана, замена счастию она! Это как раз про Мокея!
Часа через полтора все были в сборе.
Пошли к Высокой горе: так настоял Мокей.
— По всем приметам там должно быть богато, — уверил он, многозначительно произнося слово «богато».
Одет он был легко, но тепло. Стяженый ватничек плотно облегал его подвижное тело, на ногах были сыромятные чирики, какие носят охотники. Выкроенные из цельного куска кожи, они не промокали и были так легки, что на ноге почти не чувствовались.
Мокей шагал первым. Шагал бойко, возбужденным голосом говорил громко и весело. Был он несказанно рад молодой компании, рад выдавшемуся случаю сбегать в лесок на зорьку.
За разговорами охотники не заметили, как поднялись на перевал первой горы. Справа маячила в зеленоватой дымке лунного света вышка кордона. Расплывчато виднелись очертания ее стропил и лесенок, зигзагом бегущих к будочке наверху. Слева густовато синели, а больше, пожалуй, угадывались бесконечные гряды гор, пропадая где-то вдали, сливаясь со звездным небом.
— А легки вы на ногу, — обращаясь к Мокею, проговорил устало Николай. Он не привык к гористой местности и сейчас был не против отдохнуть минут пяток, чтобы успокоить колотившееся сердце.
